О правилах воскресания

  Нет, это не совпадение, говорю сразу: я подгадывал. Тема сегодняшних заметок — воскрешение Лазаря.
  И для начала я бы хотел примирить гносеомахов и "гностиков". У Христа в друзьях есть рыбаки простые (Пётр) и рыбаки учёные(Зеведеи). Фарисеи простые (Симон Прокаженный, Лазарь) и фарисеи высокопоставленные(Никодим, Иосиф, Павел). Женщины(это правда нуждается в перечислении?) и мужчины(неужели и это?), и даже не совсем мужчины ("И се — муж мýрин, евнýх..." и далее по тексту Деяний).
  Учёность не то чтобы вредна. Не то чтобы обязательна. Не чтобы без неё всегда можно обойтись. Она просто не является лимитирующим фактором. Разумеется, с одной оговоркой: если уж есть мозги, то хоть отдай их кому-нибудь, а пусть работают и приносят процент.
  В общем, совесть — лимитирующий фактор, а любовь к философии — нет.
  Итак, до Песах где-то около полутора месяцев, Лазарь умер, а Христос — на оном полу Иордана. И когда Спаситель говорит, что идёт в Вифанию, Фома (тут надо завязать ещё один узелок) говорит:
 — Идем и мы, да умрем с ним!
  Ученики(и не только они) прекрасно понимали, что жизнь Иисуса(да и Двенадцати) вблизи Иерусалима в постоянной опасности. Так что можно восхититься их героизму.
  Марфа встречает Учителя и сразу, сходу показывает, что о едином на потребу она заботиться научилась. "Господи, аще бы еси зде был, не бы брат мой умерл!" То есть, в том, что Христос был бы в состоянии вылечить болезнь Лазаря, Марфа не сомневается ни капельки. И поэтому Господь зовёт её к ещё более высокому, к ещё большей вере: "Всяк живый и веруяй в мя не умрет во веки. Емлеши ли веру сему?"
  А дальше случается человеческое, слишком человеческое. Христос, как и почти всякий мужчина, теряет твёрдость духа при виде женских слёз. И даже плачет сам. А потом слышит колкости (не можаше ли сей, отверзый очи слепому, сотворити да и сей не умрет?), и ему приходится прикладывать усилия, чтобы не реагировать, никак не реагировать на эти злые слова.
  Конечно же, Христу не нужны все эти внешние приготовления — снятие камня (ещё один узелок), громкие слова... Всё это — нужно нам. Это мы ничего бы не поняли без атрибутики.
  И вот, ради иудеев, Марфы и Марии камень отваливается, слова звучат, и плотно замотанный в тряпки Лазарь выходит из гробницы. Не удержусь, не буду завязывать ещё один узелок, забегу вперёд. Лазарь воскрес как бы "с бухты-барахты", и сам ещё не понял, что произошло. Поэтому и выходит в погребальных пеленах. Я представляю себе, как это могло бы быть, и выглядит это само по себе весьма комично. Иудеи могли бы покатиться со смеху, но им не смешно, потому что очень страшно. Когда же воскресает Христос, он первым делом освобождается от риз. Причём то, как это выглядит, наталкивает на мысль, что это было сделано "нечудесным" методом. Выдержка, конечно, у Иисуса нечеловеческая, что логично.
  Что же дальше? Дальше дом фарисея Симона(отца Лазаря; эту части предания я прочитал в Синаксаре на Лазареву субботу) становится местом паломничества живущих окрест, какое-никакое равновесие отношений(этакая игра в кошки-мышки) между официальной Иудеей и Христом рушится до основания.
  Что там говорил Иоанн? "Не у время его"? Теперь — "у". У порога.

  To be continued...