Об опознавательных знаках
Apr. 16th, 2009 02:21 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
honestas Одиннадцать вместе с Учителем покидают Сионскую горницу.
Над ними — ночное небо, а оно даже не очень религиозных людей располагает к размышлению о вечном. Этим и пользуется Христос, и произносит одну из своих самых важных, самых сложных, самых взволнованных и проникновенных речей. Именной этой речи соответствует у Льюиса разговор Аслана с Питером: кентавров лучше поставить на фланге, лучников в засаде, переправу лучше устроить так...
Первое, что ученикам нужно усвоить: жить можно только Божьей силой. Человек — не источник жизни сам по себе, его таким делает Бог. С этой точки зрения экзистенциализм Камю — полнейший бред. Кому нужен этот его бунт, если остаться наедине с самим собой значит — умереть? Умереть — не прекратить существование, а прекратить жить. Ветвь не равна побегу, ветвь часто лишь несёт на себе побеги, а сама как таковая плода не приносит, но было бы глупым утверждать на основании этого, что побег может и без ветви. Вся эта мнимая самостоятельность — гордость, гордость и ничего кроме гордости. О какой самостоятельности мышления можно говорить, если самые его законы вложены понятно Кем — тем, Кем было всё. Нужно-то — остановиться, открыться, дать Богу вытащить нашу занозу — сразу станет легче. Нужно — довериться.
Два мотива, к которым Иисус постоянно возвращается: заповедь о любви между учениками и право на чудо. Любовь — признак ученичества Христу, а чудо — естественное следствие любви: всё, что Отца, то и Сына, а Сын даёт — с радостью — любящим его. Почему же только любящим? Разумеется, тут никакой покупки, а только отсутствие навязчивости.
Мир был в прошлой главе, а сейчас мы дошли и до момента, где Христос говорит — "пусть радость моя в вас будет, пусть радость ваша наполнится до краёв". Быть мирным, быть радостным до краёв, быть в любви христовой и любить "своя си" (а в "своя" входят столько людей, на сколько нас хватает и ещё немного) — это настоящее состояние христианина. "О сем разумеют вси, яко мои ученицы есте" — если любовь будет между нами, если печать мира и радости будет видна даже недругам нашим.
"И уже не называю вас рабами" — и тут не об отношениях Христа и учеников речь, мне кажется, никак не о них. Это Адонаи, Господь Бог Израилев говорит своему новому народу:"Не рабы вы мне, но друзья". Друзья — потому что только с друзьями делятся столь сокровенным. Друзья — потому что только для друзейбегают за пивом достают чудесным образом вино. Друзья — потому что теперь Бог(Господи, как это стало возможным?) — один из нас. Друзья — и больше, чем друзья, потому что в эту ночь дюжина людей стала причастной той плоти, что носит Божество, и каждый христианин — также причастен ей.
И сразу после этого признания — "Не вы мене избрасте, но аз избрах вас". Что это — предопределение? Да ничуть! Как могут быть "предопределённые" друзья? Избрал ли Рахманинов свой талант? Избрал ли Рахманинов быть музыкантом? Не нашим усилием впервые сокращается расстояние между нами и Богом, но лишь нашим усилием это расстояние может исчезнуть. Каждого из нас избрал Господь, но сообщит он нам об этом только если мы в ответ примем это избранничество.
Но кроме призыва к радости, Иисус честно предупреждает: мою радость не любят. Так что как меня гнали, так и вас за печать радости будут гнать. Впрочем, если и случится чудо, и слово о Христе упадёт на добрую землю, это будет христова заслуга, потому что что бы ни делали нам — всё нам делают во имя Христа(если мы продолжаем соблюдать заповеди и пребывать в любви, ясное дело).
Положение проповеди весьма тяжёлое, и Спаситель честно говорит об этом ученикам: "Я сотворил множество славных дел, и теперь они не имеют повода не верить, но так как верить не хотят, то и не верят". И вообще — быть учеником христовым опасно: слишком коротка становится жизнь. Христос обычно не говорил таких слов своим ученикам — ответственность за проповедь лежала лично на нём, а теперь ему нужно уйти, и жать его посевы будут ученики.
"Никто не спрашивает меня: "Куда идёшь?" — но вижу и так, что вы опечалены моим уходом. Но лучше бы я пошёл." О, я понимаю Христа! Он знает, что его уход поколеблет Петра и нанесёт ему страшную рану. Он знает, что ученики рассеются от скорби, а потом будут стыдиться за это самих себя. Но как не идти? Не на это ли он и пришёл в наш мир?
"Не скорбите — из путешествия пошлю вам Утешителя. Он напомнит вам мои слова" Иисус имеет сказать ещё много, но ученики — думаю, и я — не в состоянии вместить.
Всё же, слишком велика сила личности Христа, слишком он обаятелен: ученики не хотят незнакомого Утешителя и скорбят, скорбят об Учителе, который говорит странные и непонятные слова об уходе. Скорбят так, что скорбь их Христос сравнивает со скорбью рождающей женщины, ободряя их последующей радостью, обещая как минимум ещё одну встречу.
"В тот день радости вашей никто не отнимет, и в тот день не спросите меня ни о чём". И точно — как можно отнять радость о Воскресшем Господе? Смерть ли нас теперь разлучит? Или жизнь? Или теснота? Или гонение? Или голод? Ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ни, тем более, силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни какая-нибудь другая тварь не разлучат нас от любви Божией, которая о Христе Иисусе. И тогда, по ту сторону Воскресения не понадобятся символы нашей обыденной жизни, чтобы объяснить нам, кто такой Христос. Слово "Отец" — всего лишь приём притчи — как мне кажется. Это лишь иллюстрация. На самом-то деле Христос как-то по-другому различен с Отцом и как-то по-другому с ним един, чем обычный отец и обычный сын. Да и Утешитель в эту аналогию не вписывается никак. Потом, после воскресения, будет Дух, который наставит на всякую истину и всё прояснит.
Но теперь — ещё не то время. Теперь — время скорби, время смущения.
Теперь ли веруете, Одиннадцать? Вот, уже скоро разбежитесь все кто куда.
Но не волнуйтесь — Христос всё отлично понимает. Дерзайте, потому что мiр побеждён, и собирайтесь вновь.
Человек написал Богу Песнь Песней, а Бог ответил ему речью на Тайной вечери.
To be continued...
Над ними — ночное небо, а оно даже не очень религиозных людей располагает к размышлению о вечном. Этим и пользуется Христос, и произносит одну из своих самых важных, самых сложных, самых взволнованных и проникновенных речей. Именной этой речи соответствует у Льюиса разговор Аслана с Питером: кентавров лучше поставить на фланге, лучников в засаде, переправу лучше устроить так...
Первое, что ученикам нужно усвоить: жить можно только Божьей силой. Человек — не источник жизни сам по себе, его таким делает Бог. С этой точки зрения экзистенциализм Камю — полнейший бред. Кому нужен этот его бунт, если остаться наедине с самим собой значит — умереть? Умереть — не прекратить существование, а прекратить жить. Ветвь не равна побегу, ветвь часто лишь несёт на себе побеги, а сама как таковая плода не приносит, но было бы глупым утверждать на основании этого, что побег может и без ветви. Вся эта мнимая самостоятельность — гордость, гордость и ничего кроме гордости. О какой самостоятельности мышления можно говорить, если самые его законы вложены понятно Кем — тем, Кем было всё. Нужно-то — остановиться, открыться, дать Богу вытащить нашу занозу — сразу станет легче. Нужно — довериться.
Два мотива, к которым Иисус постоянно возвращается: заповедь о любви между учениками и право на чудо. Любовь — признак ученичества Христу, а чудо — естественное следствие любви: всё, что Отца, то и Сына, а Сын даёт — с радостью — любящим его. Почему же только любящим? Разумеется, тут никакой покупки, а только отсутствие навязчивости.
Мир был в прошлой главе, а сейчас мы дошли и до момента, где Христос говорит — "пусть радость моя в вас будет, пусть радость ваша наполнится до краёв". Быть мирным, быть радостным до краёв, быть в любви христовой и любить "своя си" (а в "своя" входят столько людей, на сколько нас хватает и ещё немного) — это настоящее состояние христианина. "О сем разумеют вси, яко мои ученицы есте" — если любовь будет между нами, если печать мира и радости будет видна даже недругам нашим.
"И уже не называю вас рабами" — и тут не об отношениях Христа и учеников речь, мне кажется, никак не о них. Это Адонаи, Господь Бог Израилев говорит своему новому народу:"Не рабы вы мне, но друзья". Друзья — потому что только с друзьями делятся столь сокровенным. Друзья — потому что только для друзей
И сразу после этого признания — "Не вы мене избрасте, но аз избрах вас". Что это — предопределение? Да ничуть! Как могут быть "предопределённые" друзья? Избрал ли Рахманинов свой талант? Избрал ли Рахманинов быть музыкантом? Не нашим усилием впервые сокращается расстояние между нами и Богом, но лишь нашим усилием это расстояние может исчезнуть. Каждого из нас избрал Господь, но сообщит он нам об этом только если мы в ответ примем это избранничество.
Но кроме призыва к радости, Иисус честно предупреждает: мою радость не любят. Так что как меня гнали, так и вас за печать радости будут гнать. Впрочем, если и случится чудо, и слово о Христе упадёт на добрую землю, это будет христова заслуга, потому что что бы ни делали нам — всё нам делают во имя Христа(если мы продолжаем соблюдать заповеди и пребывать в любви, ясное дело).
Положение проповеди весьма тяжёлое, и Спаситель честно говорит об этом ученикам: "Я сотворил множество славных дел, и теперь они не имеют повода не верить, но так как верить не хотят, то и не верят". И вообще — быть учеником христовым опасно: слишком коротка становится жизнь. Христос обычно не говорил таких слов своим ученикам — ответственность за проповедь лежала лично на нём, а теперь ему нужно уйти, и жать его посевы будут ученики.
"Никто не спрашивает меня: "Куда идёшь?" — но вижу и так, что вы опечалены моим уходом. Но лучше бы я пошёл." О, я понимаю Христа! Он знает, что его уход поколеблет Петра и нанесёт ему страшную рану. Он знает, что ученики рассеются от скорби, а потом будут стыдиться за это самих себя. Но как не идти? Не на это ли он и пришёл в наш мир?
"Не скорбите — из путешествия пошлю вам Утешителя. Он напомнит вам мои слова" Иисус имеет сказать ещё много, но ученики — думаю, и я — не в состоянии вместить.
Всё же, слишком велика сила личности Христа, слишком он обаятелен: ученики не хотят незнакомого Утешителя и скорбят, скорбят об Учителе, который говорит странные и непонятные слова об уходе. Скорбят так, что скорбь их Христос сравнивает со скорбью рождающей женщины, ободряя их последующей радостью, обещая как минимум ещё одну встречу.
"В тот день радости вашей никто не отнимет, и в тот день не спросите меня ни о чём". И точно — как можно отнять радость о Воскресшем Господе? Смерть ли нас теперь разлучит? Или жизнь? Или теснота? Или гонение? Или голод? Ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ни, тем более, силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни какая-нибудь другая тварь не разлучат нас от любви Божией, которая о Христе Иисусе. И тогда, по ту сторону Воскресения не понадобятся символы нашей обыденной жизни, чтобы объяснить нам, кто такой Христос. Слово "Отец" — всего лишь приём притчи — как мне кажется. Это лишь иллюстрация. На самом-то деле Христос как-то по-другому различен с Отцом и как-то по-другому с ним един, чем обычный отец и обычный сын. Да и Утешитель в эту аналогию не вписывается никак. Потом, после воскресения, будет Дух, который наставит на всякую истину и всё прояснит.
Но теперь — ещё не то время. Теперь — время скорби, время смущения.
Теперь ли веруете, Одиннадцать? Вот, уже скоро разбежитесь все кто куда.
Но не волнуйтесь — Христос всё отлично понимает. Дерзайте, потому что мiр побеждён, и собирайтесь вновь.
Человек написал Богу Песнь Песней, а Бог ответил ему речью на Тайной вечери.
To be continued...
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2009-04-16 12:01 am (UTC)no subject
Date: 2009-04-16 02:56 am (UTC)Я вроде не первый раз читаю Евангелие от Иоанна, но я никогда даже подумать не мог, что оно такое — что это сгусток кровавой боли о падшем человеке, о том, что не приняли Христа, о том, что ему пришлось страдать.
Я в ужасе.