О простых путях
Apr. 9th, 2009 02:33 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
В очередной раз обнаружил, что лёгкое и воздушное поначалу Евангелие от Иоанна становится потом невероятно плотным. Для начала — плотным событийно.
Исцеление расслабленного.
Пикировка с иудеями. (А в ней — огромный кусок об отношениях Отца и Сына)
Возвращение в Галилею.
Умножение хлебов.
Хождение по водам.
Ещё одна пикировка с иудеями. (В которой страшные слова о Плоти и Крови)
Всё это - всего две главы, пятая и шестая. Для сравнения: в третью и четвёртую поместилось два разговора — с Никодимом и самаритянкой — и исцеление сына капернаумского сотника.
Христос странствует по Эрец-Йехуда отнюдь не убегая от толпы(такое, конечно, случается, но редко), а наоборот — пытаясь пересечь её всеми возможными способами, рассказав о приближившемся Царствии как можно большему количеству иудеев.
Придя в очередной раз в Иерусалим, Иисус встречает расслабленного, который уже тридцать восьмой год надеется на чьё-нибудь милосердие: вдруг кто-нибудь смилостивится и сбросит его в живительные воды Силоамской купели.
— Хощеши ли цел быти?
Это единственный вопрос, имеющий значение для Спасителя: если нет у человека желания быть здоровым(и душой тоже, ага), то даже Всемогущий может не всё.
Что отвечает расслабленный?
"Вот, — говорит он, —я всё пощусь, исповедаюсь, наблюдаю помыслы некому бросить меня в купель. А так-то — конечно, хочу."
Должен ли был расслабленный лежать тридцать восемь лет, чтобы исцелиться? Очевидно, да. Но имело ли его возлежание, его скорби и подвиги какое-нибудь отношение к его исцелению? Только одно: после всего этого его душевное устроение позволило ему принять исцеление Христа. Исцеление — не награда. Исцеление — как вода: заливает освободившееся пространство. Вместо сложного пути ожидания — простой путь просто исцеления.
Сумасшедший от радости исцелённый бегает по Иерусалиму со своей нищенской подстилкой и навлекает на себя и своего Исцелителя гнев фарисеев-формалистов.
"Отец мой доселе делает, и аз делаю", — парирует Иисус. День субботний — не день безделья, а день, посвящённый Богу. Когда же и исцелять, если не в этот день?
Развивая мысль о своём единстве с Отцом, Иисус Христос говорит весьма интересную вещь:"Аминь, аминь глаголю вам, яко слушая словесе моего и веруяй пославшему мя имать живот вечный и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот". С удовольствием втыкаю ещё одну шпильку в ожидающих страшного-страшного Страшного суда. А дальше — просто песня и прямая дорога к ереси апокатастасиса: "И изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшие злая — в воскрешение" чего бы вы думали? А вот и нет, ничего подобного. На самом деле — "в воскрешение суда". Именно суда, κρίσεως, iudicii. "Кто будет хорошо себя вести, тот пойдёт в зоопарк, а кто будет себя плохо вести — это мы ещё посмотрим".
И хотя очень укоренилось обыкновение этот самый суд переводить в смысле "осуждение", damnation, но обещание "экзамена автоматом" для тех, кто "посещал лекции" и "выполнил лабораторные" лично меня наводит на мысль, что в самый-самый последний момент ещё можно будет напрячься и переиграть всё.
Об этой речи Христа можно писать огромные фолианты, но мы только завяжем узелок на память и пойдём дальше: Христос перед фарисеями ссылается на Тору и Моисея лично — чем не "аз есмь, говорящий с тобою" по-фарисейски?
Путь наш лежит опять в Галилею. Думаю, что и в этот раз неспроста: слишком табуированные темы поднял Иисус, слишком взрослыми были фарисеи. А взрослые часто злопамятны.
Однако, в этот раз скрыться в уединении не получается — народ, видев исцеления, ходит за Христом толпой. Я оставлю умножение хлебов и хождение по воде — о них написали, пожалуй, всё, что можно. Особенно же — о простом пути завоевания народных сердец. Давайте поразмышляем над тем, что произошло ближе к середине следующего дня — когда толпа чудесно насытившегося народа обнаружила отсутствие Учителя и, бросившись на поиски, нашла его в Капернауме.
О, как же понятны слёзы Христа, как понятны его жестокие слова, обращённые к Галилее! Люди приходят не ради Иисуса, не ради слов его, а ради хлеба, который достался на халяву. Христос просит о вере — а его в ответ те же насытившиеся просят о знамении. И поистине велик(кто бы сомневался, конечно, но нельзя не отметить) проповеднический дар Господа: даже такой гнилой, капризный разговор он поворачивает так, что волей-неволей евреям приходится шевелить мозгами и делать сердцу непрямой массаж — чтобы почувствовать хоть что-нибудь.
"Я, я хлеб ваш! Меня ищите, а не вчерашней рыбины голову!"
Иудеи топорщатся: "Мы видели, как ты под стол пешком ходил; ты нас ещё учить тут будешь? А фимиамчика тебе не воскурить?"
Рутина, привычка, обычность, обыденность — всё это те слова, которые подлежат сожжению в самом жарком адском огне. Если был среди капернаумских скептиков хоть один обратившийся, то могу себе представить, в каких выражениях он клял свою косность, свою привычку видеть Назарянина, которая столько времени удерживала его вдали от Сына Человеческого.
"Кровь мою правда можно пить, а плоть мою правда можно есть", — продолжает Иисус, и тут уже даже ученики его, хоть и не осуждают, но морщатся от жёсткости формулировок — и я их понимаю.
Боже, как это возможно — есть Плоть Твою? Получается, не только я становлюсь одним с Тобой, но и Твоя плоть начинает состоять и из меня тоже. Какой ужас и какая ответственность!
"Никто не может прийти ко мне, если это не дано от Отца моего" — в самом деле, два желания нужны, чтобы двое стали одним. Хорошая новость — желание Отца есть для всех. Плохая новость — мы иногда видим иллюзию вместо Отца. Не обмануться бы.
Услышав странные глаголы многие даже и из учеников покидают Учителя. А как же! Всё зашло слишком далеко и далеко вышло за рамки сладенькой праведности, исцелений и критики поднадоевших всем фарисеев. И этих людей трудно осудить: во-первых, они хотя бы честы сами перед собой; во-вторых — только потом стало известно, что хлеб может стать Плотью, только потом все желающие поняли, что не каннибализм проповедовал Христос.
"Ну что, вы тоже уходите?" — спрашивает Господь своих Двенадцатерых.
Куда? Куда уйдёшь от Тебя, Любимый, если даже в самой глубине ада красуется надпись белым мелом:"Здесь был Христос"?
To be continued...
Исцеление расслабленного.
Пикировка с иудеями. (А в ней — огромный кусок об отношениях Отца и Сына)
Возвращение в Галилею.
Умножение хлебов.
Хождение по водам.
Ещё одна пикировка с иудеями. (В которой страшные слова о Плоти и Крови)
Всё это - всего две главы, пятая и шестая. Для сравнения: в третью и четвёртую поместилось два разговора — с Никодимом и самаритянкой — и исцеление сына капернаумского сотника.
Христос странствует по Эрец-Йехуда отнюдь не убегая от толпы(такое, конечно, случается, но редко), а наоборот — пытаясь пересечь её всеми возможными способами, рассказав о приближившемся Царствии как можно большему количеству иудеев.
Придя в очередной раз в Иерусалим, Иисус встречает расслабленного, который уже тридцать восьмой год надеется на чьё-нибудь милосердие: вдруг кто-нибудь смилостивится и сбросит его в живительные воды Силоамской купели.
— Хощеши ли цел быти?
Это единственный вопрос, имеющий значение для Спасителя: если нет у человека желания быть здоровым(и душой тоже, ага), то даже Всемогущий может не всё.
Что отвечает расслабленный?
"Вот, — говорит он, —
Должен ли был расслабленный лежать тридцать восемь лет, чтобы исцелиться? Очевидно, да. Но имело ли его возлежание, его скорби и подвиги какое-нибудь отношение к его исцелению? Только одно: после всего этого его душевное устроение позволило ему принять исцеление Христа. Исцеление — не награда. Исцеление — как вода: заливает освободившееся пространство. Вместо сложного пути ожидания — простой путь просто исцеления.
Сумасшедший от радости исцелённый бегает по Иерусалиму со своей нищенской подстилкой и навлекает на себя и своего Исцелителя гнев фарисеев-формалистов.
"Отец мой доселе делает, и аз делаю", — парирует Иисус. День субботний — не день безделья, а день, посвящённый Богу. Когда же и исцелять, если не в этот день?
Развивая мысль о своём единстве с Отцом, Иисус Христос говорит весьма интересную вещь:"Аминь, аминь глаголю вам, яко слушая словесе моего и веруяй пославшему мя имать живот вечный и на суд не приидет, но прейдет от смерти в живот". С удовольствием втыкаю ещё одну шпильку в ожидающих страшного-страшного Страшного суда. А дальше — просто песня и прямая дорога к ереси апокатастасиса: "И изыдут сотворшии благая в воскрешение живота, а сотворшие злая — в воскрешение" чего бы вы думали? А вот и нет, ничего подобного. На самом деле — "в воскрешение суда". Именно суда, κρίσεως, iudicii. "Кто будет хорошо себя вести, тот пойдёт в зоопарк, а кто будет себя плохо вести — это мы ещё посмотрим".
И хотя очень укоренилось обыкновение этот самый суд переводить в смысле "осуждение", damnation, но обещание "экзамена автоматом" для тех, кто "посещал лекции" и "выполнил лабораторные" лично меня наводит на мысль, что в самый-самый последний момент ещё можно будет напрячься и переиграть всё.
Об этой речи Христа можно писать огромные фолианты, но мы только завяжем узелок на память и пойдём дальше: Христос перед фарисеями ссылается на Тору и Моисея лично — чем не "аз есмь, говорящий с тобою" по-фарисейски?
Путь наш лежит опять в Галилею. Думаю, что и в этот раз неспроста: слишком табуированные темы поднял Иисус, слишком взрослыми были фарисеи. А взрослые часто злопамятны.
Однако, в этот раз скрыться в уединении не получается — народ, видев исцеления, ходит за Христом толпой. Я оставлю умножение хлебов и хождение по воде — о них написали, пожалуй, всё, что можно. Особенно же — о простом пути завоевания народных сердец. Давайте поразмышляем над тем, что произошло ближе к середине следующего дня — когда толпа чудесно насытившегося народа обнаружила отсутствие Учителя и, бросившись на поиски, нашла его в Капернауме.
О, как же понятны слёзы Христа, как понятны его жестокие слова, обращённые к Галилее! Люди приходят не ради Иисуса, не ради слов его, а ради хлеба, который достался на халяву. Христос просит о вере — а его в ответ те же насытившиеся просят о знамении. И поистине велик(кто бы сомневался, конечно, но нельзя не отметить) проповеднический дар Господа: даже такой гнилой, капризный разговор он поворачивает так, что волей-неволей евреям приходится шевелить мозгами и делать сердцу непрямой массаж — чтобы почувствовать хоть что-нибудь.
"Я, я хлеб ваш! Меня ищите, а не вчерашней рыбины голову!"
Иудеи топорщатся: "Мы видели, как ты под стол пешком ходил; ты нас ещё учить тут будешь? А фимиамчика тебе не воскурить?"
Рутина, привычка, обычность, обыденность — всё это те слова, которые подлежат сожжению в самом жарком адском огне. Если был среди капернаумских скептиков хоть один обратившийся, то могу себе представить, в каких выражениях он клял свою косность, свою привычку видеть Назарянина, которая столько времени удерживала его вдали от Сына Человеческого.
"Кровь мою правда можно пить, а плоть мою правда можно есть", — продолжает Иисус, и тут уже даже ученики его, хоть и не осуждают, но морщатся от жёсткости формулировок — и я их понимаю.
Боже, как это возможно — есть Плоть Твою? Получается, не только я становлюсь одним с Тобой, но и Твоя плоть начинает состоять и из меня тоже. Какой ужас и какая ответственность!
"Никто не может прийти ко мне, если это не дано от Отца моего" — в самом деле, два желания нужны, чтобы двое стали одним. Хорошая новость — желание Отца есть для всех. Плохая новость — мы иногда видим иллюзию вместо Отца. Не обмануться бы.
Услышав странные глаголы многие даже и из учеников покидают Учителя. А как же! Всё зашло слишком далеко и далеко вышло за рамки сладенькой праведности, исцелений и критики поднадоевших всем фарисеев. И этих людей трудно осудить: во-первых, они хотя бы честы сами перед собой; во-вторых — только потом стало известно, что хлеб может стать Плотью, только потом все желающие поняли, что не каннибализм проповедовал Христос.
"Ну что, вы тоже уходите?" — спрашивает Господь своих Двенадцатерых.
Куда? Куда уйдёшь от Тебя, Любимый, если даже в самой глубине ада красуется надпись белым мелом:"Здесь был Христос"?
To be continued...