Почти святочный рассказ.
Jun. 25th, 2007 01:44 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Но знаете, френды, в той эмо-стори, о которой я рассказывал в прошлом посте, что-то есть. По крайней мере, так мне показалось. В общем, я представил себя эмо, и вот что у меня получилось:
Наконец-то закончились все эти формальности в виде школьных экзаменов. Сегодня - наша ночь. Сегодня - выпускной. Я с иронией посматривал на большинство безвкусных и совершенно неуместных девичьих нарядов - девчонки будто соревновались между собой, кто из них больше будет похож на старую старуху екатерининской эпохи - у кого шлейф будет длиннее, причёска выше, а штукатурка на лице толще. Многие также озаботились создать вокруг себя атмосферу смерти - острый запах духов вызывал у меня приступы аллергии.
Школа тяготила меня - особенно последние полгода. Я жаждал ответственности и самостоятельности. Немного жаль было расставаться с некоторыми друзьями из числа одноклассников, да и с учителями - впрочем, не со всеми.
Руководство растянуло вручение аттестатов - зато никто не ушёл обиженным, каждого назвали по имени, каждого напутствовали персонально. Хоть и тяжело было высидеть в душном зале долгих три часа, но мне нечего было сказать против: каждый имел право на толику внимания.
А группы выпускников по пять-шесть человек всё шли и шли... Я знал - нас было порядка сотни, и мне казалось, что это никогда не кончится. Зал потихоньку жужжал - выпускники рассматривали свои аттестаты, хвалились медалями.
Внезапно девчонка из "Б" класса разрыдалась прямо на сцене. Все разом смолкли. Директор, опомнившись, взяла плачущую девочку под руку и увела её за кулисы. Увела - и пропала. Зал зашуршал, словно пшеничное поле на ветру. Я оглянулся непонимающим взглядом на одноклассников, и мне объяснили, в чём дело, однако, так, что понятнее стало ненамного. Выходило, будто эта девчонка то ли недавно рассталась с парнем, то ли парень её умер, причём не своей смертью. Поговаривали, будто он умер, защищая её от кого-то. История была тёмная, и всё, что я знал сам - это то, что девушка действительно встречалась с молодым человеком года на два старше нас.
Минуты через две директор вернулась на своё место и, натянув потуже вымученную улыбку, продолжила вручать аттестаты.
Последовавшая за этим всеобщая трапеза прошла так, будто ничего и не было. Плакавшая девушка успокоилась - я видел её за соседним столиком. Конечно, она не смеялась так, как смеялись её соседи, но время от времени её бледное лицо освещала слабая, будто лучик солнца в просвете грозовых туч, улыбка.
Есть в час ночи - а именно около этого времени началось застолье - мне не очень хотелось. От нечего делать я начал разглядывать лица окружавших меня ровесников. Вот, например Настя Князёва. Умница, красавица - но папа наградил бедняжку огромным носом в пол-лица. Впрочем, она, кажется, не сильно этим обеспокоена - рядом с ней её ухажёр, Костя Давыдов. Может, в математике и физике он и не силён, но в операционных системах и компьютерных сетях он даст фору любому, даже этому задаваке-отличнику. Выдающиеся скулы, насмешливые глаза, тонкие губы небольшого рта придавали его профилю странное сходство с осетром - он и был им: упрямый, языкастый, гордый. Отличник сидел напротив меня, весело болтая о чём-то с Прямолуцким. Странный человек, этот Прямолуцкий - чёрные, густые, жесткие прямые волосы, густые же брови над абсолютно дикими глазами. Мне кажется, или он косит слегка? Никогда этого нельзя было сказать наверняка. Огромный рот, громкий смех. Эти двое снобов - он и отличник - всегда посматривали на других свысока.
Но снова и снова мой взгляд уходил дальше, за соседний столик. Та, плакавшая девушка притягивала к себе моё внимание. Она была из того меньшинства девушек, которые оделись так, как должны одеваться девушки: без этой вычурности, без тяжёлых тканей, глухих корсетов, расклешённых необъятных юбок. Простое белое платье в талию - это я рассмотрел ещё тогда, при вручении аттестатов. Вместо килограммов лака и блестков длинные волосы были собраны в толстую косу, в которую были вплетены ленты. Мне показалось, что она улыбается? Да, и впрямь. Даже говорит что-то. Но, присмотревшись и прислушавшись, я обнаружил, что улыбается и отвечает она невпопад, мысли же её где-то далеко. Где-то не здесь. Она почувствовала на себе мой взгляд и подняла глаза.
О её глазах стоило бы сказать отдельно, но я боюсь, что не смогу подобрать слова, которые вполне бы могли описать их. Совершенство - вот, пожалуй, самая близкая оценка. Избитое слово - "миндалевидные" - но это был именно тот разрез. Чёрные, как ночь, они манили в свою тьму, топили в чёрной воде. И я утонул. И прочёл в этих глазах боль. Девушка просто не хотела портить своим одноклассникам выпускной - и только поэтому она здесь, только поэтому она улыбается.
Скоро еда наскучила всем: большинству хотелось скорее попрыгать под дешёвую музыку школьной дискотеки, а меньшинству - тем, кто не любил дискотеки - хотелось, чтобы большинство скорее оставило их в покое. Столовая опустела. Ушёл оттуда и я.
Я побродил по этажам, вспоминая те годы, что провёл здесь. Я действительно знал здесь каждый поворот, каждое окно мне было родным - как бы я ни хотел оставить школу.
В нашем классе родители отмечали наш праздник - я не хотел им мешать. На дискотеку я не смог даже войти - тяжёлые басы отозвались где-то у меня внутри, и всё моё существо тут же возмутилось. Я развернулся и отправился тратить время дальше - спать в эту ночь было глупо.
Ночь была ясная, и мне пришло в голову, что если в северном коридоре выглянуть в окно, то можно будет увидеть луну: окна коридоров выходили во внутренний дворик, а сама школа четырьмя стенами выстроилась вокруг него. На втором этаже противоположная стена была всё ещё слишком высока, и я поднялся на третий.
Поднявшись, я обнаружил, что у одного из окон белеет человеческий силуэт: кто-то уже воплотил мою идею. Я подошёл ближе и увидел, что то была та самая девушка, что расплакалась на вручении аттестатов. Сейчас она тоже плакала, облокотившись на подоконник открытого окна - беззвучно, но не скрываясь ни от кого. Плечи её время от времени вздрагивали.
Она не слышала, как я подошёл, и от этого я чувствовал себя неловко - будто я подглядываю за ней. Мне хотелось сказать ей что-нибудь, но ни одна из пришедших на ум фраз не показалась уместной. Наконец, я пересилил себя и выдавил:
- Может, я могу чем-нибудь... - я запнулся, запутавшись в собственных словах. - Могу что-нибудь сделать?
Она не услышала моих слов. Тогда я тронул её за плечо. Девушка нервно дёрнула плечом, стряхивая мою руку.
- Отстань! Оставь меня... - её голос пресёкся рыданьями. - Оставь меня в покое.
Но я не оставил своих попыток, и выразился в том смысле, что мне очень жаль, что кто-то несчастен в эту праздничную ночь, и я очень хотел бы помочь ей.
- Я сделаю всё, что в моих силах, - сказал я, и в самом деле чувствовал в себе такую решимость.
- Ты уже ничем не сможешь помочь, - только и вымолвила она в ответ и снова отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но я этого так оставить не хотел. Я взял её за локоть и, развернув к себе, заглянул ей в глаза. В тот самый момент, когда она уже готова была влепить мне пощёчину, я другой, свободной рукой протянул ей платок.
- Расскажи мне, что у тебя случилось, - попросил я, - вот увидишь, тебе станет легче!
Девушка промолчала, но взяла платок.
- Давай начнём с самого начала. Как тебя зовут? - мне подумалось, что если она ответит сейчас, то расскажет мне и всё остальное. Как оказалось, я не ошибался.
- Ольга, - голос её стал тверже. Она протянула платок мне обратно, но я, мотнув головой, отказался брать его назад.
- Оля, так что же, всё-таки, произошло?
И Ольга начала свой рассказ. Сначала сбивчиво, с большими паузами. Потом, видя моё неподдельное участие, она перестала бояться и стала рассказывать гораздо более связно.
Некоторые подробности я знал раньше, некоторые узнал уже после той выпускной ночи, поэтому приведу рассказ Ольги от третьего лица.
В один из июньских дней она сидела на лавочке, читая, когда её уединение было прервано самым что ни на есть грубым способом: один из юношей, игравших в футбол на площадке за её спиной, не рассчитал силы удара, и мяч, высоко перелетев через ворота, задел немного Ольгу по голове и запутался в кустах неподалёку.
Рассердившись, Ольга захлопнула книгу, достала мяч из кустов и, положив его на землю и тщательно примерившись, метким ударом отправила мяч обратно на поле. Следя за мячом глазами, девушка заметила, как по направлению к ней бежит юноша лет шестнадцати. Когда мяч улетел обратно, он был уже совсем близко. Их взгляды встретились. К удивлению Ольги, парень не побежал за мячом, а так и остался стоять, глядя ей прямо в глаза, обнажив зубы в улыбке, поначалу показавшейся девушке наглой.
- А ты сильна! - чуть насмешливо, чуть с восхищением сказал парень. - И ещё у тебя необыкновенные глаза.
Ольга из-за всей этой истории была несколько не в духе, поэтому ответила она неприветливо:
- Ещё что?
- А ещё давай будем знакомы, - он протянул ей руку. Ольга скорчила юноше рожу и, развернувшись, пошла к своему подъезду.
- Да не сердись ты так, я же не нарочно! - крикнул парень ей вслед, но девушка уже не слушала и не слышала его.
Тем не менее, он запал ей в память, а его улыбка уже не казалась ей такой наглой, когда она засыпала тем вечером.
Время стирает всё - стерся и этот юноша за то весёлое лето, которая Ольга провела в деревне у своей бабушки. Вся городская жизнь казалась ей не очень приятным сном - вроде бы и не кошмар, а так приятно проснуться!
И именно то самое время, что милосердно очищает нашу память - именно оно установило закон, который гласит, что всё рано или поздно закончится. Кончилось и лето, пришла пора начинать новую учебную страду.
Позже я узнал (один мой одноклассник близко знал Диму), что Дмитрий-то Ольгу не забыл ни на мгновенье. Он ходил сам не свой, будто в воду опущенный. Часто приходил к тому месту, где впервые встретил Ольгу, надеясь вновь увидеть её, но, разумеется, напрасно.
Первое сентября стало для Дмитрия днём сильного волнения. Он высматривал Ольгу всю линейку и, наконец, высмотрел.
Когда Ольга уже собралась идти домой, её окликнули. Она подумала, что ей послышалось, но, оглянувшись, увидела Дмитрия.
- Здравствуй, Ольга! Я искал тебя всё это время
- И зачем же? - спросила Ольга.
- Как зачем? Мы же так и не познакомились. Я - Дима.
Он протянул ей - во второй раз - руку, и на этот раз девушка ответила ему тем же. Она думала, что они просто обменяются рукопожатиями, но юноша вместо этого склонился в поклоне перед ней и поцеловал её руку.
- Я рад, что встретил тебя, Ольга, - сказал Дмитрий, чуть запнувшись перед тем, как произнести её имя. - А ты рада?
Девушка промолчала в ответ.
Так и началась их дружба. Именно дружба - потому что, несмотря на всю свою романтическую натуру, Ольга не чувствовала в себе сил назвать Дмитрия больше, чем другом.
На следующий день после уроков Ольга вышла из школы и увидела в тени пожелтевшего тополя Диму. Она кивнула ему, и направилась было домой, однако юноша двинулся ей навстречу.
- Здравствуй, Ольга.
- Привет, - с некоторым удивлением ответила девушка. - Ты чего здесь делаешь?
- Разумеется, тебя жду.
- Зачем?
- Ну... Я хотел проводить тебя до дому.
- Ну и напрасно. Я сама в состоянии дойти.
Облачко пробежало по лицу юноши, а его лучезарная улыбка на миг угасла. Но лишь на миг - в следующий момент он уже нашёлся:
- Я знаю. Но позволь мне составить тебе компанию.
Ольга передёрнула плечами, что Дима расценил как согласие. Идти было совсем недалеко, однако и на этом пути Дмитрий успел показать себя настоящим джентльменом: вовремя поданная рука, правильно выбранный темп ходьбы, непринуждённая беседа - Ольга вдруг обнаружила, что те вещи, которые она сама считала пустяками, Дима выслушивает терпеливо и очень внимательно.
Она встретила его под тополем и завтра, и послезавтра - и вообще, каждый раз, когда она выходила из школы, она видела Дмитрия на одном и том же месте. Ольга ужасно смущалась этого, пробовала намекнуть, что не нуждается в таком почётном конвое, говорила даже, что Дмитрий напрасно тратит своё время - но всё вотще. Он продолжал встречать её.
Постепенно - Ольга даже не замечала, как - Дмитрий всё глубже врастал в её жизнь. Она стала каждый день ждать встречи, мечтать о том, как и о чём они будут разговаривать, как Дима оценит те или иные её слова.
Шёл уже февраль месяц, когда она решила положить этому конец: дружба для неё начала превращаться в зависимость. В тот день Ольга вышла из школы с твёрдой решимостью сказать Диме, что не нуждается в его услугах и вообще не желает, чтобы он её провожал. "Сказать нужно непременно жёстко и решительно, а то он не поверит, что я всерьёз", - думала Ольга.
Едва завидев свою возлюбленную, Дмитрий почувствовал неладное.
- Здравствуй, Ольга! - он всегда говорил "здравствуй", и никогда - "привет". - Что-нибудь случилось?
Его тон был столь участлив, а тревога за неё столь искренна, что все горькие слова умерли на устах Ольги несказанными. Ей пришлось наплести что-то про строгую математичку (она, впрочем, и в самом деле была строгой) и проблемы с пониманием производных.
Дмитрий рассмеялся и ответил:
- Господи, стоит ли об этом беспокоиться? Ты можешь зайти ко мне на часок? Я бы всё тебе объяснил.
"Ну вот, - подумала Ольга. - Этого ещё не хватало". Но отказаться было уже невежливо - после того, как она пожаловалась-то! - да и, по совести сказать, не хотелось отказываться.
Дмитрий жил в новостройке неподалёку от ольгиного дома. Родители его были людьми достаточно состоятельными, поэтому планировка дома была весьма необычной - спальня родителей находилась на одном уровне со всеми остальными комнатами, а вот комната Димы была этажом выше - чтобы попасть в неё, надо было подниматься по лестнице.
Ольга несколько оробела от той спокойной, со вкусом роскоши, которая её окружала. Она мялась в прихожей, не решаясь снять ни обувь, ни пальто.
Дмитрий ушёл в глубь своей необъятной квартиры, хлопоча по хозяйству.
- Ты, наверное, голодна, - крикнул он откуда-то совсем издалека, очевидно, с кухни.
- Да нет, что ты, - Ольга ответила едва слышно, и Дима её не услышал.
Он выглянул совсем не из того коридора, куда ушёл.
- Ну, что же ты? Я же сказал - раздевайся, проходи, чувствуй себя как дома.
- Я... Я, пожалуй, пойду. - пролепетала Ольга.
- Куда? Ты что? Ну тебя, в самом деле! - Дима по-хозяйски помог девушке раздеться. Она всё ещё мешкала, и он опустился было на одно колено, чтобы помочь ей разуться, но тут Ольга обрела утраченную было решимость, и разулась сама.
От обеда она оказалась наотрез, и хозяин едва уговорил её выпить чаю с клубничным вареньем - да и то, только после "урока". Объяснял Дима чётко, просто и понятно, так что Ольга тысячу раз пожалела, что не он ведёт у неё математику. Проблема, которую пытался решить Дима своим объяснением, была надуманной, поэтому и учитель был очень доволен своей ученицей.
Съев едва ложку варенья и отпив всего два глотка, Ольга заторопилась домой, и тут уж никакие уговоры не могли её удержать.
Придя домой, она бросилась на свою постель и заплакала. Выплакавшись, она стала думать, что ей делать, но в голову что-то ничего не шло. "Ах, да пусть всё идёт, как идёт!", - решила она.
И всё шло к тому, в чём Ольга так боялась себе признаться - она привязывалась к Диме всё сильней и сильней и ничего не могла с этим поделать.
Конечно, происходящее не могло укрыться от глаз подруг и одноклассниц. Многие из них смеялись Ольге в глаза и обещали ей скорую и бесславную развязку, но за глаза девчонки помирали от зависти.
Да и было, чему позавидовать!
Как-то весной Дима спросил Ольгу:
- Как ты относишься к классике?
- К классике? Да нормально.
- Тогда я приглашаю тебя в воскресенье в филармонию.
Ольга поколебалась немного и приняла приглашение.
В воскресенье в назначенный час Дмитрий ждал свою девушку у подъезда. Небо было ясное, солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены домов в тёплые, желтоватые тона. С транспортом им повезло - они ехали вечером, с окраины города в центр.
- Ты была когда-нибудь в филармонии? - спросил Дима.
- Да, давно. Нас возили туда как-то классе в третьем. Но я мало что помню.
В филармонии уже было порядочно народу. Ольгу захватило всеобщее ощущение предпраздничного ожидания, радостной суеты. Ковровые дорожки, латунные витые ручки дверей, кованые решётки лестничных перил - всё здесь было каким-то сказочным. Ей подумалось, что если бы она попала сюда одна, то, без сомнения, растерялась бы. Дмитрий же, казалось, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пока Ольга приводила в порядок свои волосы перед зеркалом в гардеробе, он, мигом обернувшись, купил программку.
- Ну что, пойдём, займём свои места? - предложил он. - Зал уже открыли.
Места их были на балконе, в центре.
За занавесом, судя по звукам, происходило такое же суетливое движение, как и в фойе.
- Вот, посмотри, что сегодня играют. - Дмитрий передал программку Ольге.
"Рахманинов. Второй концерт для фортепиано с оркестром", - прочла Ольга.
- Звучит скучновато.
- Это название. Они всегда такие. Это чудесная вещь, уверяю тебя!
- Наверное, - она снова углубилась в программку. - "Солист - Тчидо Садакацу"... Кто это?
- Не знаю точно. Японский пианист.
Ольга хотела спросить что-то ещё, но уже звенел третий звонок. Свет в зале погас, занавес поднялся, открыв ряды музыкантов. Чуть справа от дирижёрского помоста чёрным лаковым пегасом стояло фортепиано.
На середину сцены вышла женщина и громко произнесла то, что Ольга уже прочитала в программке. Под её объявление из-за кулис вышли двое мужчин во фраках - седобородый, высокий, в круглых очках и маленький, азиатской наружности. Поклонившись, они заняли свои места: азиат за фортепиано, а европеец - за дирижёрским пюпитром.
Тчидо тщательно вытер руки белым платочком, положил его на фортепиано и, обернувшись, кивнул дирижёру, а тот кивнул ему в ответ. Последние разговоры в публике затихли.
Японец глубоко вздохнул несколько раз и осторожно нарушил тишину первым аккордом. Откликнулся бас. Аккорд повторился громче, и бас ответил увереннее. Раз за разом, раскачиваясь, звук набирал силу. Мелодия выросла из этих качель и перелилась через края воображаемой чаши, разлившись в воздухе филигранными арпеджио. Оркестр тёплой волной накрыл фортепианную тему, словно река, которая пересохла в засушливую погоду, но сильный дождь вернул её к жизни - и она разлилась на глазах, скрыв в своих потоках обнажившиеся камни.
Ольга забыла обо всём. Оркестр жил единой жизнью, его разумом был дирижёр, а сердцем - пианист: мерные басы были ударами, дающими жизнь музыке.
Концерт разворачивался такт за тактом, то ослабевая, истончаясь, то теплея и обретая плоть, извлекая виолончельными смычками из сердца Ольги такие звуки, о которых она не знала сама. Волна схлынула, и снова фортепиано затрепетало под пальцами японца, доверительно беседуя с оркестром о чём-то необыкновенно личном. Казалось, этот разговор взволновал оркестр. Напряжение нарастало. Часть главной темы ещё и ещё раз низко, тепло прошла в струнных. Трелями, скачками, словно упрёком вопрошая, фортепиано вывело оркестр из равновесия, и тот, решительной репликой закончив сложный разговор, будто отважился на что-то. Та же тема, что звучала в начале, звучала ещё раз, но если в начале река лишь наполнялась водой, то сейчас это был бушующий поток. Если раньше вода лишь скрывала камни, то сейчас сильное течение поднимало их со дна, перекатывало, стуча, по дну огромные валуны. Музыка звала, музыка требовала от слушателей решимости. Музыка понуждала жить, жить изо всех сил, что есть.
Волнение вновь улеглось, и фортепиано рассыпалось тысячами сверкающих звонких капель, вторя оркестру. Эта пара, как двое друзей, нашедших согласие в споре, перебивая друг друга, говорили об одном и том же.
Чёткими аккордами Тчидо поставил точку и, выдержав паузу, потянулся за платком. Ольга приготовилась аплодировать, но Дмитрий остановил её.
- Между частями не аплодируют, - шепнул он.
Вторая часть Ольге тоже очень понравилась. Фортепиано своей лирикой и напевностью так сильно походило на вокалиста, что Ольге казалось, будто время от времени она различает слова. Тчидо же получал от происходящего ничуть не меньше, а то и больше удовольствия, чем любой из слушателей. В то время как его руки разбегались в виртуозных пассажах, сам он чуть отстранился от инструмента, откинул голову назад и закрыл глаза. На его азиатском лице была такая довольная улыбка, что Ольге невольно пришло на ум сходство с сытым котом.
Вечер был и в самом деле волшебен. По дороге домой оба молчали - слишком сильны были их впечатления.
Перед тем, как расстаться, Дмитрий, помявшись, сказал Ольге:
- Ты же знаешь, в этом году я заканчиваю школу. В пятницу нам сказали, что те, кто хочет танцевать вальс на выпускном, должны найти себе пару и прийти завтра на репетицию. Ты не могла бы мне в этом помочь?
- Ты так этого хочешь? - спросила Ольга.
- Очень хочу! - заверил её Дима.
- Хорошо.
Дмитрий и Ольга оказались замечательными танцорами, и хореограф решил сделать их первой парой. Время бежало быстро, и довольно скоро настало время выпускного вечера.
Сердце Ольги сильно билось, когда она, вальсируя, вышла на сцену навстречу Дмитрию. Хоть всё и было отрепетировано и отработано множество раз, отточено до самых мелочей, но она боялась сделать что-нибудь не так, ошибиться. Лишь почувствовав телом тепло руки своего кавалера, она вздохнула с облегчением. Ольга доверилась Дмитрию, но не обвисла на нём, стала послушной его движениям, но ему не приходилось прикладывать усилия. Душа её пела, щёки рделись румянцем.
После официальной части Дима провожал Ольгу домой. С непривычки она очень захотела спать.
- Так жалко - мне кажется, я в следующем учебном году не смогу встречать тебя каждый день, - сетовал юноша. - В университете с посещением не так просто. Но мы сможем видеться вечерами, правда?
- Правда, - подтвердила Ольга. - Скажи, а ты сможешь быть моим кавалером на следующий год, когда выпускной будет у меня?
- Спрашиваешь! Конечно же, смогу!
Через несколько минут дверь подъезда закрылась за Ольгой, а Дмитрию вспомнилась реплика из недавно услышанной оперы:
Их встречи продолжились, а отношения становились всё крепче.
*^ Цитата взята из либретто "Пиковой дамы" (реплика Елецкого) и является отсылкой к следущей реплике, реплике Германа:
Всё это стало возможным благодаря
chi_optimist, который навёл меня на блог девушки, которая запостила эту историю(которой тоже спасибо).
Отдельная благодарность Василию, которого, впрочем, знаю только я - это полностью реальная личность. Он очень помог мне с сюжетом.
Также благодарю
amoll за тональность и консультации по психологии слабого пола. За ту же психологию - респект
handmade_toy, а также за веру в меня.
Я бесконечно благодарен
elenkano, который помог мне с самым сложным - с медицинской частью. Чувствую, без его помощи я бы напорол горячки.
Всем перечисленным поименно спасибо за редактуру, советы, уточнения - в общем за то, что вы были мне настоящими друзьями.
Окончание следует.
Invenzione in a-moll.Tenuto teneramente.
Наконец-то закончились все эти формальности в виде школьных экзаменов. Сегодня - наша ночь. Сегодня - выпускной. Я с иронией посматривал на большинство безвкусных и совершенно неуместных девичьих нарядов - девчонки будто соревновались между собой, кто из них больше будет похож на старую старуху екатерининской эпохи - у кого шлейф будет длиннее, причёска выше, а штукатурка на лице толще. Многие также озаботились создать вокруг себя атмосферу смерти - острый запах духов вызывал у меня приступы аллергии.
Школа тяготила меня - особенно последние полгода. Я жаждал ответственности и самостоятельности. Немного жаль было расставаться с некоторыми друзьями из числа одноклассников, да и с учителями - впрочем, не со всеми.
Руководство растянуло вручение аттестатов - зато никто не ушёл обиженным, каждого назвали по имени, каждого напутствовали персонально. Хоть и тяжело было высидеть в душном зале долгих три часа, но мне нечего было сказать против: каждый имел право на толику внимания.
А группы выпускников по пять-шесть человек всё шли и шли... Я знал - нас было порядка сотни, и мне казалось, что это никогда не кончится. Зал потихоньку жужжал - выпускники рассматривали свои аттестаты, хвалились медалями.
Внезапно девчонка из "Б" класса разрыдалась прямо на сцене. Все разом смолкли. Директор, опомнившись, взяла плачущую девочку под руку и увела её за кулисы. Увела - и пропала. Зал зашуршал, словно пшеничное поле на ветру. Я оглянулся непонимающим взглядом на одноклассников, и мне объяснили, в чём дело, однако, так, что понятнее стало ненамного. Выходило, будто эта девчонка то ли недавно рассталась с парнем, то ли парень её умер, причём не своей смертью. Поговаривали, будто он умер, защищая её от кого-то. История была тёмная, и всё, что я знал сам - это то, что девушка действительно встречалась с молодым человеком года на два старше нас.
Минуты через две директор вернулась на своё место и, натянув потуже вымученную улыбку, продолжила вручать аттестаты.
Последовавшая за этим всеобщая трапеза прошла так, будто ничего и не было. Плакавшая девушка успокоилась - я видел её за соседним столиком. Конечно, она не смеялась так, как смеялись её соседи, но время от времени её бледное лицо освещала слабая, будто лучик солнца в просвете грозовых туч, улыбка.
Есть в час ночи - а именно около этого времени началось застолье - мне не очень хотелось. От нечего делать я начал разглядывать лица окружавших меня ровесников. Вот, например Настя Князёва. Умница, красавица - но папа наградил бедняжку огромным носом в пол-лица. Впрочем, она, кажется, не сильно этим обеспокоена - рядом с ней её ухажёр, Костя Давыдов. Может, в математике и физике он и не силён, но в операционных системах и компьютерных сетях он даст фору любому, даже этому задаваке-отличнику. Выдающиеся скулы, насмешливые глаза, тонкие губы небольшого рта придавали его профилю странное сходство с осетром - он и был им: упрямый, языкастый, гордый. Отличник сидел напротив меня, весело болтая о чём-то с Прямолуцким. Странный человек, этот Прямолуцкий - чёрные, густые, жесткие прямые волосы, густые же брови над абсолютно дикими глазами. Мне кажется, или он косит слегка? Никогда этого нельзя было сказать наверняка. Огромный рот, громкий смех. Эти двое снобов - он и отличник - всегда посматривали на других свысока.
Но снова и снова мой взгляд уходил дальше, за соседний столик. Та, плакавшая девушка притягивала к себе моё внимание. Она была из того меньшинства девушек, которые оделись так, как должны одеваться девушки: без этой вычурности, без тяжёлых тканей, глухих корсетов, расклешённых необъятных юбок. Простое белое платье в талию - это я рассмотрел ещё тогда, при вручении аттестатов. Вместо килограммов лака и блестков длинные волосы были собраны в толстую косу, в которую были вплетены ленты. Мне показалось, что она улыбается? Да, и впрямь. Даже говорит что-то. Но, присмотревшись и прислушавшись, я обнаружил, что улыбается и отвечает она невпопад, мысли же её где-то далеко. Где-то не здесь. Она почувствовала на себе мой взгляд и подняла глаза.
О её глазах стоило бы сказать отдельно, но я боюсь, что не смогу подобрать слова, которые вполне бы могли описать их. Совершенство - вот, пожалуй, самая близкая оценка. Избитое слово - "миндалевидные" - но это был именно тот разрез. Чёрные, как ночь, они манили в свою тьму, топили в чёрной воде. И я утонул. И прочёл в этих глазах боль. Девушка просто не хотела портить своим одноклассникам выпускной - и только поэтому она здесь, только поэтому она улыбается.
Скоро еда наскучила всем: большинству хотелось скорее попрыгать под дешёвую музыку школьной дискотеки, а меньшинству - тем, кто не любил дискотеки - хотелось, чтобы большинство скорее оставило их в покое. Столовая опустела. Ушёл оттуда и я.
Я побродил по этажам, вспоминая те годы, что провёл здесь. Я действительно знал здесь каждый поворот, каждое окно мне было родным - как бы я ни хотел оставить школу.
В нашем классе родители отмечали наш праздник - я не хотел им мешать. На дискотеку я не смог даже войти - тяжёлые басы отозвались где-то у меня внутри, и всё моё существо тут же возмутилось. Я развернулся и отправился тратить время дальше - спать в эту ночь было глупо.
Ночь была ясная, и мне пришло в голову, что если в северном коридоре выглянуть в окно, то можно будет увидеть луну: окна коридоров выходили во внутренний дворик, а сама школа четырьмя стенами выстроилась вокруг него. На втором этаже противоположная стена была всё ещё слишком высока, и я поднялся на третий.
Поднявшись, я обнаружил, что у одного из окон белеет человеческий силуэт: кто-то уже воплотил мою идею. Я подошёл ближе и увидел, что то была та самая девушка, что расплакалась на вручении аттестатов. Сейчас она тоже плакала, облокотившись на подоконник открытого окна - беззвучно, но не скрываясь ни от кого. Плечи её время от времени вздрагивали.
Она не слышала, как я подошёл, и от этого я чувствовал себя неловко - будто я подглядываю за ней. Мне хотелось сказать ей что-нибудь, но ни одна из пришедших на ум фраз не показалась уместной. Наконец, я пересилил себя и выдавил:
- Может, я могу чем-нибудь... - я запнулся, запутавшись в собственных словах. - Могу что-нибудь сделать?
Она не услышала моих слов. Тогда я тронул её за плечо. Девушка нервно дёрнула плечом, стряхивая мою руку.
- Отстань! Оставь меня... - её голос пресёкся рыданьями. - Оставь меня в покое.
Но я не оставил своих попыток, и выразился в том смысле, что мне очень жаль, что кто-то несчастен в эту праздничную ночь, и я очень хотел бы помочь ей.
- Я сделаю всё, что в моих силах, - сказал я, и в самом деле чувствовал в себе такую решимость.
- Ты уже ничем не сможешь помочь, - только и вымолвила она в ответ и снова отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но я этого так оставить не хотел. Я взял её за локоть и, развернув к себе, заглянул ей в глаза. В тот самый момент, когда она уже готова была влепить мне пощёчину, я другой, свободной рукой протянул ей платок.
- Расскажи мне, что у тебя случилось, - попросил я, - вот увидишь, тебе станет легче!
Девушка промолчала, но взяла платок.
- Давай начнём с самого начала. Как тебя зовут? - мне подумалось, что если она ответит сейчас, то расскажет мне и всё остальное. Как оказалось, я не ошибался.
- Ольга, - голос её стал тверже. Она протянула платок мне обратно, но я, мотнув головой, отказался брать его назад.
- Оля, так что же, всё-таки, произошло?
И Ольга начала свой рассказ. Сначала сбивчиво, с большими паузами. Потом, видя моё неподдельное участие, она перестала бояться и стала рассказывать гораздо более связно.
Некоторые подробности я знал раньше, некоторые узнал уже после той выпускной ночи, поэтому приведу рассказ Ольги от третьего лица.
***
История началась ровно два года назад, когда Ольге было 14 лет. Современная жизнь задает бешеный темп, и дети не всегда успевают за ней. Так и Ольга оказалась оторванной от привычного окружения, от давних и закадычных подруг. Её семья переехала на новую квартиру, и она впервые за свою недолгую жизнь ощутила полнейшее одиночество. В возрасте 14 лет вообще сложно найти подруг, а её внешность становилась дополнительным поводом для зависти. В один из июньских дней она сидела на лавочке, читая, когда её уединение было прервано самым что ни на есть грубым способом: один из юношей, игравших в футбол на площадке за её спиной, не рассчитал силы удара, и мяч, высоко перелетев через ворота, задел немного Ольгу по голове и запутался в кустах неподалёку.
Рассердившись, Ольга захлопнула книгу, достала мяч из кустов и, положив его на землю и тщательно примерившись, метким ударом отправила мяч обратно на поле. Следя за мячом глазами, девушка заметила, как по направлению к ней бежит юноша лет шестнадцати. Когда мяч улетел обратно, он был уже совсем близко. Их взгляды встретились. К удивлению Ольги, парень не побежал за мячом, а так и остался стоять, глядя ей прямо в глаза, обнажив зубы в улыбке, поначалу показавшейся девушке наглой.
- А ты сильна! - чуть насмешливо, чуть с восхищением сказал парень. - И ещё у тебя необыкновенные глаза.
Ольга из-за всей этой истории была несколько не в духе, поэтому ответила она неприветливо:
- Ещё что?
- А ещё давай будем знакомы, - он протянул ей руку. Ольга скорчила юноше рожу и, развернувшись, пошла к своему подъезду.
- Да не сердись ты так, я же не нарочно! - крикнул парень ей вслед, но девушка уже не слушала и не слышала его.
Тем не менее, он запал ей в память, а его улыбка уже не казалась ей такой наглой, когда она засыпала тем вечером.
Время стирает всё - стерся и этот юноша за то весёлое лето, которая Ольга провела в деревне у своей бабушки. Вся городская жизнь казалась ей не очень приятным сном - вроде бы и не кошмар, а так приятно проснуться!
И именно то самое время, что милосердно очищает нашу память - именно оно установило закон, который гласит, что всё рано или поздно закончится. Кончилось и лето, пришла пора начинать новую учебную страду.
Позже я узнал (один мой одноклассник близко знал Диму), что Дмитрий-то Ольгу не забыл ни на мгновенье. Он ходил сам не свой, будто в воду опущенный. Часто приходил к тому месту, где впервые встретил Ольгу, надеясь вновь увидеть её, но, разумеется, напрасно.
Первое сентября стало для Дмитрия днём сильного волнения. Он высматривал Ольгу всю линейку и, наконец, высмотрел.
Когда Ольга уже собралась идти домой, её окликнули. Она подумала, что ей послышалось, но, оглянувшись, увидела Дмитрия.
- Здравствуй, Ольга! Я искал тебя всё это время
- И зачем же? - спросила Ольга.
- Как зачем? Мы же так и не познакомились. Я - Дима.
Он протянул ей - во второй раз - руку, и на этот раз девушка ответила ему тем же. Она думала, что они просто обменяются рукопожатиями, но юноша вместо этого склонился в поклоне перед ней и поцеловал её руку.
- Я рад, что встретил тебя, Ольга, - сказал Дмитрий, чуть запнувшись перед тем, как произнести её имя. - А ты рада?
Девушка промолчала в ответ.
Так и началась их дружба. Именно дружба - потому что, несмотря на всю свою романтическую натуру, Ольга не чувствовала в себе сил назвать Дмитрия больше, чем другом.
На следующий день после уроков Ольга вышла из школы и увидела в тени пожелтевшего тополя Диму. Она кивнула ему, и направилась было домой, однако юноша двинулся ей навстречу.
- Здравствуй, Ольга.
- Привет, - с некоторым удивлением ответила девушка. - Ты чего здесь делаешь?
- Разумеется, тебя жду.
- Зачем?
- Ну... Я хотел проводить тебя до дому.
- Ну и напрасно. Я сама в состоянии дойти.
Облачко пробежало по лицу юноши, а его лучезарная улыбка на миг угасла. Но лишь на миг - в следующий момент он уже нашёлся:
- Я знаю. Но позволь мне составить тебе компанию.
Ольга передёрнула плечами, что Дима расценил как согласие. Идти было совсем недалеко, однако и на этом пути Дмитрий успел показать себя настоящим джентльменом: вовремя поданная рука, правильно выбранный темп ходьбы, непринуждённая беседа - Ольга вдруг обнаружила, что те вещи, которые она сама считала пустяками, Дима выслушивает терпеливо и очень внимательно.
Она встретила его под тополем и завтра, и послезавтра - и вообще, каждый раз, когда она выходила из школы, она видела Дмитрия на одном и том же месте. Ольга ужасно смущалась этого, пробовала намекнуть, что не нуждается в таком почётном конвое, говорила даже, что Дмитрий напрасно тратит своё время - но всё вотще. Он продолжал встречать её.
Постепенно - Ольга даже не замечала, как - Дмитрий всё глубже врастал в её жизнь. Она стала каждый день ждать встречи, мечтать о том, как и о чём они будут разговаривать, как Дима оценит те или иные её слова.
Шёл уже февраль месяц, когда она решила положить этому конец: дружба для неё начала превращаться в зависимость. В тот день Ольга вышла из школы с твёрдой решимостью сказать Диме, что не нуждается в его услугах и вообще не желает, чтобы он её провожал. "Сказать нужно непременно жёстко и решительно, а то он не поверит, что я всерьёз", - думала Ольга.
Едва завидев свою возлюбленную, Дмитрий почувствовал неладное.
- Здравствуй, Ольга! - он всегда говорил "здравствуй", и никогда - "привет". - Что-нибудь случилось?
Его тон был столь участлив, а тревога за неё столь искренна, что все горькие слова умерли на устах Ольги несказанными. Ей пришлось наплести что-то про строгую математичку (она, впрочем, и в самом деле была строгой) и проблемы с пониманием производных.
Дмитрий рассмеялся и ответил:
- Господи, стоит ли об этом беспокоиться? Ты можешь зайти ко мне на часок? Я бы всё тебе объяснил.
"Ну вот, - подумала Ольга. - Этого ещё не хватало". Но отказаться было уже невежливо - после того, как она пожаловалась-то! - да и, по совести сказать, не хотелось отказываться.
Дмитрий жил в новостройке неподалёку от ольгиного дома. Родители его были людьми достаточно состоятельными, поэтому планировка дома была весьма необычной - спальня родителей находилась на одном уровне со всеми остальными комнатами, а вот комната Димы была этажом выше - чтобы попасть в неё, надо было подниматься по лестнице.
Ольга несколько оробела от той спокойной, со вкусом роскоши, которая её окружала. Она мялась в прихожей, не решаясь снять ни обувь, ни пальто.
Дмитрий ушёл в глубь своей необъятной квартиры, хлопоча по хозяйству.
- Ты, наверное, голодна, - крикнул он откуда-то совсем издалека, очевидно, с кухни.
- Да нет, что ты, - Ольга ответила едва слышно, и Дима её не услышал.
Он выглянул совсем не из того коридора, куда ушёл.
- Ну, что же ты? Я же сказал - раздевайся, проходи, чувствуй себя как дома.
- Я... Я, пожалуй, пойду. - пролепетала Ольга.
- Куда? Ты что? Ну тебя, в самом деле! - Дима по-хозяйски помог девушке раздеться. Она всё ещё мешкала, и он опустился было на одно колено, чтобы помочь ей разуться, но тут Ольга обрела утраченную было решимость, и разулась сама.
От обеда она оказалась наотрез, и хозяин едва уговорил её выпить чаю с клубничным вареньем - да и то, только после "урока". Объяснял Дима чётко, просто и понятно, так что Ольга тысячу раз пожалела, что не он ведёт у неё математику. Проблема, которую пытался решить Дима своим объяснением, была надуманной, поэтому и учитель был очень доволен своей ученицей.
Съев едва ложку варенья и отпив всего два глотка, Ольга заторопилась домой, и тут уж никакие уговоры не могли её удержать.
Придя домой, она бросилась на свою постель и заплакала. Выплакавшись, она стала думать, что ей делать, но в голову что-то ничего не шло. "Ах, да пусть всё идёт, как идёт!", - решила она.
И всё шло к тому, в чём Ольга так боялась себе признаться - она привязывалась к Диме всё сильней и сильней и ничего не могла с этим поделать.
Конечно, происходящее не могло укрыться от глаз подруг и одноклассниц. Многие из них смеялись Ольге в глаза и обещали ей скорую и бесславную развязку, но за глаза девчонки помирали от зависти.
Да и было, чему позавидовать!
Как-то весной Дима спросил Ольгу:
- Как ты относишься к классике?
- К классике? Да нормально.
- Тогда я приглашаю тебя в воскресенье в филармонию.
Ольга поколебалась немного и приняла приглашение.
В воскресенье в назначенный час Дмитрий ждал свою девушку у подъезда. Небо было ясное, солнце уже клонилось к закату, окрашивая стены домов в тёплые, желтоватые тона. С транспортом им повезло - они ехали вечером, с окраины города в центр.
- Ты была когда-нибудь в филармонии? - спросил Дима.
- Да, давно. Нас возили туда как-то классе в третьем. Но я мало что помню.
В филармонии уже было порядочно народу. Ольгу захватило всеобщее ощущение предпраздничного ожидания, радостной суеты. Ковровые дорожки, латунные витые ручки дверей, кованые решётки лестничных перил - всё здесь было каким-то сказочным. Ей подумалось, что если бы она попала сюда одна, то, без сомнения, растерялась бы. Дмитрий же, казалось, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Пока Ольга приводила в порядок свои волосы перед зеркалом в гардеробе, он, мигом обернувшись, купил программку.
- Ну что, пойдём, займём свои места? - предложил он. - Зал уже открыли.
Места их были на балконе, в центре.
За занавесом, судя по звукам, происходило такое же суетливое движение, как и в фойе.
- Вот, посмотри, что сегодня играют. - Дмитрий передал программку Ольге.
"Рахманинов. Второй концерт для фортепиано с оркестром", - прочла Ольга.
- Звучит скучновато.
- Это название. Они всегда такие. Это чудесная вещь, уверяю тебя!
- Наверное, - она снова углубилась в программку. - "Солист - Тчидо Садакацу"... Кто это?
- Не знаю точно. Японский пианист.
Ольга хотела спросить что-то ещё, но уже звенел третий звонок. Свет в зале погас, занавес поднялся, открыв ряды музыкантов. Чуть справа от дирижёрского помоста чёрным лаковым пегасом стояло фортепиано.
На середину сцены вышла женщина и громко произнесла то, что Ольга уже прочитала в программке. Под её объявление из-за кулис вышли двое мужчин во фраках - седобородый, высокий, в круглых очках и маленький, азиатской наружности. Поклонившись, они заняли свои места: азиат за фортепиано, а европеец - за дирижёрским пюпитром.
Тчидо тщательно вытер руки белым платочком, положил его на фортепиано и, обернувшись, кивнул дирижёру, а тот кивнул ему в ответ. Последние разговоры в публике затихли.
Японец глубоко вздохнул несколько раз и осторожно нарушил тишину первым аккордом. Откликнулся бас. Аккорд повторился громче, и бас ответил увереннее. Раз за разом, раскачиваясь, звук набирал силу. Мелодия выросла из этих качель и перелилась через края воображаемой чаши, разлившись в воздухе филигранными арпеджио. Оркестр тёплой волной накрыл фортепианную тему, словно река, которая пересохла в засушливую погоду, но сильный дождь вернул её к жизни - и она разлилась на глазах, скрыв в своих потоках обнажившиеся камни.
Ольга забыла обо всём. Оркестр жил единой жизнью, его разумом был дирижёр, а сердцем - пианист: мерные басы были ударами, дающими жизнь музыке.
Концерт разворачивался такт за тактом, то ослабевая, истончаясь, то теплея и обретая плоть, извлекая виолончельными смычками из сердца Ольги такие звуки, о которых она не знала сама. Волна схлынула, и снова фортепиано затрепетало под пальцами японца, доверительно беседуя с оркестром о чём-то необыкновенно личном. Казалось, этот разговор взволновал оркестр. Напряжение нарастало. Часть главной темы ещё и ещё раз низко, тепло прошла в струнных. Трелями, скачками, словно упрёком вопрошая, фортепиано вывело оркестр из равновесия, и тот, решительной репликой закончив сложный разговор, будто отважился на что-то. Та же тема, что звучала в начале, звучала ещё раз, но если в начале река лишь наполнялась водой, то сейчас это был бушующий поток. Если раньше вода лишь скрывала камни, то сейчас сильное течение поднимало их со дна, перекатывало, стуча, по дну огромные валуны. Музыка звала, музыка требовала от слушателей решимости. Музыка понуждала жить, жить изо всех сил, что есть.
Волнение вновь улеглось, и фортепиано рассыпалось тысячами сверкающих звонких капель, вторя оркестру. Эта пара, как двое друзей, нашедших согласие в споре, перебивая друг друга, говорили об одном и том же.
Чёткими аккордами Тчидо поставил точку и, выдержав паузу, потянулся за платком. Ольга приготовилась аплодировать, но Дмитрий остановил её.
- Между частями не аплодируют, - шепнул он.
Вторая часть Ольге тоже очень понравилась. Фортепиано своей лирикой и напевностью так сильно походило на вокалиста, что Ольге казалось, будто время от времени она различает слова. Тчидо же получал от происходящего ничуть не меньше, а то и больше удовольствия, чем любой из слушателей. В то время как его руки разбегались в виртуозных пассажах, сам он чуть отстранился от инструмента, откинул голову назад и закрыл глаза. На его азиатском лице была такая довольная улыбка, что Ольге невольно пришло на ум сходство с сытым котом.
Вечер был и в самом деле волшебен. По дороге домой оба молчали - слишком сильны были их впечатления.
Перед тем, как расстаться, Дмитрий, помявшись, сказал Ольге:
- Ты же знаешь, в этом году я заканчиваю школу. В пятницу нам сказали, что те, кто хочет танцевать вальс на выпускном, должны найти себе пару и прийти завтра на репетицию. Ты не могла бы мне в этом помочь?
- Ты так этого хочешь? - спросила Ольга.
- Очень хочу! - заверил её Дима.
- Хорошо.
Дмитрий и Ольга оказались замечательными танцорами, и хореограф решил сделать их первой парой. Время бежало быстро, и довольно скоро настало время выпускного вечера.
Сердце Ольги сильно билось, когда она, вальсируя, вышла на сцену навстречу Дмитрию. Хоть всё и было отрепетировано и отработано множество раз, отточено до самых мелочей, но она боялась сделать что-нибудь не так, ошибиться. Лишь почувствовав телом тепло руки своего кавалера, она вздохнула с облегчением. Ольга доверилась Дмитрию, но не обвисла на нём, стала послушной его движениям, но ему не приходилось прикладывать усилия. Душа её пела, щёки рделись румянцем.
После официальной части Дима провожал Ольгу домой. С непривычки она очень захотела спать.
- Так жалко - мне кажется, я в следующем учебном году не смогу встречать тебя каждый день, - сетовал юноша. - В университете с посещением не так просто. Но мы сможем видеться вечерами, правда?
- Правда, - подтвердила Ольга. - Скажи, а ты сможешь быть моим кавалером на следующий год, когда выпускной будет у меня?
- Спрашиваешь! Конечно же, смогу!
Через несколько минут дверь подъезда закрылась за Ольгой, а Дмитрию вспомнилась реплика из недавно услышанной оперы:
Небес чарующая прелесть,
Весна, зефиров легких шелест,
Веселие толпы, друзей привет
Сулят в грядущем много лет
Нам счастья!*
Весна, зефиров легких шелест,
Веселие толпы, друзей привет
Сулят в грядущем много лет
Нам счастья!*
Их встречи продолжились, а отношения становились всё крепче.
*^ Цитата взята из либретто "Пиковой дамы" (реплика Елецкого) и является отсылкой к следущей реплике, реплике Германа:
Радуйся, приятель! Забыл ты,
Что за тихим днем гроза бывает,
Что создатель дал счастью слезы, вёдру гром!
Всё это стало возможным благодаря
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Отдельная благодарность Василию, которого, впрочем, знаю только я - это полностью реальная личность. Он очень помог мне с сюжетом.
Также благодарю
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Я бесконечно благодарен
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Всем перечисленным поименно спасибо за редактуру, советы, уточнения - в общем за то, что вы были мне настоящими друзьями.
Окончание следует.
no subject
Date: 2007-06-26 12:25 pm (UTC)В такие моменты плакать сподручнее по детству.
Еще не понимаю, какого лешего, если тебе так плохо, оставаться на вечеринке. Год назад я получила этот грешный аттестат и ушла, чтоб не портить людям праздник.
Это были претензии к изначальному сюжету. Еще есть несколько к языку:
что такое "платье в талию"? Может, всё-таки приталенное?
"Современная жизнь задает бешеный темп, и дети не всегда успевают за ней" - раздался посреди teenlovestory голос 40-летней тёти-психолога-социолога.
вычитывала не очень внимательно, так что, скорее всего, часть пропустила. Если тебя это не напрягает, вечером перечитаю еще раз.
no subject
Date: 2007-06-26 12:45 pm (UTC)По мальчику плачут в силу наличия рефера "выпускной-мальчик".
Оставаться из-за сладкого чувства полного несчастья. Это очень приятно - погружаться в пучину отчаяния.
Ну да, приталенное... Но мне почему-то казалось, что я где-то видел такое выражение. Видимо, сильно ошибался.
ну... вообще-то, герой, от лица которого ведётся повествование - несколько резонёр... Хотя, видимо, эта фраза и в самом деле выбивается.
Да, конечно, скорее всего ты не заметила и десятой части. Буду рад дальнейшим дополнениям.
no subject
Date: 2007-06-26 02:41 pm (UTC)no subject
Date: 2007-06-26 03:59 pm (UTC)Наверное, я ничего не смыслю в платьях=)
no subject
Date: 2007-06-26 04:24 pm (UTC)no subject
Date: 2007-06-26 04:27 pm (UTC)я же действительно ничего в них не смыслю, больше как-то по джинсам, майкам и кедам)
no subject
Date: 2007-06-26 04:34 pm (UTC)no subject
Date: 2007-06-26 04:41 pm (UTC)вот нарядитесь Вы в книги, а что, если на улице дождь?%)
no subject
Date: 2007-06-26 04:47 pm (UTC)имхо
Date: 2007-06-26 06:09 pm (UTC)Как бы точнее сказать...мне этот текст напоминаеь Тянитолкая. Здесь с одной стороны твои психологические построения, которые с головой выдают неглупого человека, с другой - примитивный сюжет. Диссонирует.
Еще я вижу 2 возможных варианта этого тянитолкая:
1. "во восходящей" Взять банальный сюжет и исподволь наполнить его глобальными идеями, так чтобы "экшн" терял свое значение, а трагическая развязка звучала бы величаво, гордо. Сделать так, чтобы люди взглянули на уже очень сильно затасканные ходы заново, чтобы восхитились и ужаснулись тому, над чем привыкли смеяться. Это ОЧЕНЬ сложно, это требует огромного мастерства, это был бы почти Бунин.
2. "по нисходящей" Дискредитировать разумное-доброе-вечное с помощью нелепых диалогов и наигранной серьезности, за которой скрывается недостаток интеллекта. Это фарсовый вариант и тоже довольно сложно, требует пристального внимания к стилистике.
У тебя ни один из них не звучит в полной мере, но намеки то на первое, то на второе проскальзывают.
Мой сэнсэй советовал, прежде чем что-то написать, задаться вопросом:
зачем?
И я, честно говоря, не очень понимаю, зачем было брать заранее безнадежный сюжет.
"Встреча в редакции тяжелого, допотопного, уже не существующего ежемесячника. Входит милый юноша, хорошо одетый, неестественно громкий смех, светские движения, светское обращение совсем не к месту. Надышавшись табачного дыму, уже собираясь уходить, он словно что-то вспоминает и с непринужденностью обращается к бородатому, одурманенному идеологией и честностью редактору: - А скажите, вам не подошли бы французские переводы стихов Языкова? - Глаза у всех раскрылись - было похоже на бред. Он пришел сюда предложить французские стихи и притом переводы Языкова. Когда ему пролепетали вежливое - не нужно, он ушел веселый и ничуть не смущенный. Дикий образ этого юноши мне запомнился надолго. Это был какой-то рекорд ненужности. Все было ненужно: и Языков ему, и он журналу, и французские переводы Языкова России" (с) Мандельштам.
зы. я оченьоченьочень злой критик. Это правда. К тому же, не в меру категоричный. Прошу прощения за резкость.
Re: имхо
Date: 2007-06-26 06:26 pm (UTC)Verbum honestatis - бальзам на душу, пусть и щиплет немного. Зато когда есть конструктивная критика, видишь действительно участие.
Я думаю, оба варианта пока не для меня - слишком уж я мал как хотя-бы-чего-то-писатель.
Вопрос "зачем?" стоял, ответ такой:а) рассказать историю более-менее по-русски, а не тем кривым диалектом, наполовину состоящим из восклицательных знаков и многоточий. Оптимист (не даю лишнюю ссылку на ник, он ругается на пиар) пропиарил этот рассказ в нескольких девичьих блогах. Попытка влияния. Может, бесплодная и самоуверенная, но всё же.
б) Потренироваться в технике. Т.е., для меня это скорее техническое упражнение, этакая ступенька к чему-то - к чему, пока не знаю.
Я приношу свои извинения и тебе лично, и всем критикам за своё Буратино. Я надеюсь, что когда-нибудь у меня всё-таки получится Галатея.
Re: имхо
Date: 2007-06-26 06:40 pm (UTC)Оно ведь действительно стало в разы читабельнее.
Извиняться решительно не за что.
Буду ждать новых текстов.
...а Буратино, может быть, и лучше
Re: имхо
Date: 2007-06-26 07:07 pm (UTC)Ты ввергла меня в депрессию. Впрочем, спасибо.
PS:Игра слов, впрочем, временами впечатляет. Но никак не могу отделаться от мысли, что лесенка и знаки препинания - это добро. А ещё - у меня стихотворение распадается.
*Ушёл считать интегралы и писать мадригалы всем ОС одновременно на Java.*
Re: имхо
Date: 2007-06-26 08:29 pm (UTC)Re: имхо
Date: 2007-06-26 08:54 pm (UTC)Re: имхо
Date: 2007-06-26 08:59 pm (UTC)Мне иногда лучше жевать и всё такое.
еще раз извини.
Re: имхо
Date: 2007-06-26 09:06 pm (UTC)И при чём тут жевание?
Просто я в очередной раз убедился, что я, вообще-то, нихто. Это полезно и правильно, особенно христианину.
no subject
Date: 2007-06-26 04:18 pm (UTC)еще меня несколько смущает запутавшийся в кустах мяч. Запутаться имхо можно в ткани, в сетке, в веревках...ну в лианах каких-нибудь, а кусты средней полосы имхо для этого не годятся.
"- И ещё у тебя необыкновенные глаза", - сказал парень незнакомой девушке в присутствии своих друзей (с которыми играл в футбол)? - не верю. Засмеют. Охотно верю, что 14-летняя девушка хотела бы это услышать. Но тогда получается, что героиня привирает. Как у Тэффи в "Катеньке".
"Вся городская жизнь казалась ей не очень приятным сном - вроде бы и не кошмар, а так приятно проснуться!"
"И именно то самое время, что милосердно очищает нашу память - именно оно установило закон, который гласит, что всё рано или поздно закончится" - тяжеловато, в духе не то Толстого, не то Достоевского. Выбивается и не несет сюжетной информации.
--------------
"...а его улыбка уже не казалась ей такой наглой, когда она засыпала тем вечером" - вот это действительно хорошо. Это очень правильно и по-женски, да)
no subject
Date: 2007-06-26 05:15 pm (UTC)1. Аффтар играл в футбол, кусты отлично задерживают мяч на излёте. :)
2. Да, согласен, нереалистично про глаза. Мою вину искупит лишь то, что это калька с оригинала, написанная хоть как-то по-русски.
3. О! Как я мог! Mea culpa, mea maxima culpa!
4. Признаюсь, мне очень трудно давались переходы между эпизодами. Если внимательно поглядеть, можно увидеть корявые сшивки.
5. Это тоже калька с оригинала. Так что, раз уж я сваливаю на него шишки, то и лавры пусть будут его.
no subject
Date: 2007-06-26 07:49 pm (UTC)no subject
Date: 2007-06-26 08:24 pm (UTC)Есть она там, или нет, хохочут они, или не хохочут, мы все равно не узнаем, потому что в техте этого нет)
elenkano
Date: 2007-06-27 04:05 am (UTC)В тексте есть слова, что мяч "высоко перелетел через ворота". Так что друзья парня не должны были слышать, что он там говорил девчонке. Это что касается данной ситуации.
Рассмотрим другую ситуацию. Что было бы, если бы друзья 16-летнего игрока в футбол слышали бы его слова?
1) Говорить такие слова в такой совершенно неподходящей обстановке, говорить после того, как мячом засветил этой девчонке в голову - любая обычная подростковая компания игроцкая воспримет это как вполне естественное желание постебаться над дурындой с книжкой. Особенно, если она не очень красивая, а ребята не старше 16-17 лет.
2) Второй вариант. Если она красивая, то, окромя стеба, это могут воспринять, как естественное, оправданное и вызывающее в их глазах уважуху желание закадрить девчонку по-быстренькому. (Лексика не моя, а бытовая, реальная).
Засмеивают же в несколько более раннем возрасте. К старшеклассникам это не особо относится.
Re: elenkano
Date: 2007-06-27 06:03 am (UTC)Хорошего Вам дня.
Re: elenkano
Date: 2007-06-27 06:34 am (UTC)Re: elenkano
Date: 2007-06-27 06:47 am (UTC)Изначально у этой истории был шарм дефачковых фантазий.
Деффачке лет 12-13. Она сегодня посмотрела малодраму. Вечером она облачается в пижаму с сердечками, обнимает плюшевого медведя, закрывает глаза и начинает мысленно прокручивать именно такой сценарий. В главной роли - она сама, как водится, немного старше и намного лучше. Это такой "жанр", где люди будут говорить то_что_героиня_хочет_услышать. Потому что обкатка диалогов требует времени и внимания к характеру собеседника, к внешней ситуации, да и просто весь кайф обламывает...
Автор практически убил этот шарм, переведя историю на русский.
Но вот такой дикий диалог остался в качестве реликта.
Вы предложили неплохие варианты его "оправдания". Дело за малым - вписать в техт коробку, которая отделяет паренька от социума, или мимоходос упомянуть о том, что социум ржет и ничего не слышит, показать с помощью мимики и интонаций, что кавалер таким образом просто неумело клеит даму...итд
Ваши постоения очень остроумны, но имхо любое рассуждение должно 4-мя лапами опираться на техт. Иначе это фантазия.