О христианском недеянии

Что-то весна пришла не только на улицы Самары, но и в мою носоглотку. Всё течёт. Башню рвёт. Так что сегодня коротенько.

Закваска, как оказывается, бывает не только Царства Божиего, но и фарисейская, то есть, лицемерие. Как закваска, она сквашивает рано или поздно всё тесто. “Нет ничего тайного, что бы не открылось” — это как раз про лицемерие. Несмотря на то, что изображающий что-либо, чем он не является, зачастую думает, что изображает хорошо, окружающие чувствуют неискренность очень легко. Особенно в таких делах, как благовестие. Очень сложно петь знаменным распевом в одиночку в пустом храме и лажать при этом так, чтобы никому не было заметно.

А дальше в речах Господа начинается форменный даосизм, вот вы что хотите со мной делайте. И “кто меня поставил судьёй над вами?” (Спрашивает Верховный Судия, ага; но ведь спросили его суда о чём? О бирюльках, о блестяшках. О том, что преходяще.) И “не заботьтесь”. Не “не работайте”, но “не заботьтесь”. И при этом — “будьте готовыми”. Это же благородный муж в чистом виде, бездействием зарабатывающий на жизнь, но, как вода, всегда открытый изменениям, принимающий любую форму, покоряющийся, как молодая трава, под ветром судьбы (судьбы не в смысле предопределения, а в смысле внешних событий биографии), и потому остающийся целым и несломленным. Это я, однако, не христианство даосю, но, напротив, “Дао Дэ Цзин” интерпретирую в евангельском ключе.

Сам Христос, вечно готовый, активно желает развязки той истории, которую он начал в Вифлееме. Однако всё свершится не абы когда, а когда закат станет достаточно багров. Напомню темы первых глав: всё совершается в точности тогда, когда может совершится. Христос, как тот нож мясника из китайской притчи, входит точно между сочленениями истории, разделяя, разрезая, разрушая. Разделяя, как разделяет первый луч солнца ночь от дня. Разрезая, вскрывая наши гнойные раны испорченных сердец. Разрушая нашу темницу. Оставаясь целым и нетленным в конце, как и нож — незатупленным.

В отличие от меня, кто по делу и без дела бьётся о ближних самым острым краем. Считать мне надо, считать. А то растешут полма.