До чего же интересно читать иоанново Евангелие!
Мне кажется, если бы он любил бы риторику больше Христа, то всё своё Евангелие написал бы в духе первых двадцати стихов. (Вот он отрывался, когда Апокалипсис писал, я себе представляю!)
Что всегда обращает моё внимание в первых двух главах? Прежде всего — это: "Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти". Именно так — власть, возможность. И жертва-то Христа — за эту возможность, и умаление Его — за неё же.
А ещё — заметьте, как Иоанн пишет выспренне:"и [мы] видехом славу Его", — а дальнейшее банально, как, собственно, в любой встрече двух людей. Ну встретились. Ну, провели вместе денёк-другой. Что было такого, что шестеро взрослых мужиков бросили сети и семьи и стали странствовать вместе с ещё никому неизвестным Учителем? Ну, было свидетельство Предтечи, да. Но вспомните притчу о богатом и Лазаре — даже воскресший Моисей не в силах убедить неверных.
Было, определённо было и в голосе, и в облике Сына Человеческого нечто такое, что делало его "власть имеющим". Не проходит и двух глав, как Иоанн говорит нам на ухо, что Учитель, вообще-то, не смотрит на лица и не нуждается в рекомендательных письмах, поскольку сам знает о людях всё.
Ну и только ленивый не замечал, что Христос, снизойдя до нас, не выстраивает всех строем и не загоняет файерболами толпы евреев в Иордан. Одно из первых его дел — и первое, по свидетельству Иоанна, чудо — это участие в брачном пиру.
История — проста и стара как мир: начали праздновать — и не хватило. Так вот Христос делает едва ли не больше, чем потом, когда умывает ноги учеников. По сути, Он бежит за добавкой.
Нет, вы всё-таки подумайте.
Единый Бог и Господь приходит на грешную землю, втискивает себя в тесные-тесные рамки человеческого естества.
Взрослеет, и наконец выходит на проповедь.
А цель Его — ни много, ни мало — спасти человека от смерти.
Всё серьёзно. Предельно серьёзно. *Голливудский пафосный саундтрек*
Что же Он делает первым делом? Проставляется своим друзьям.
Всё-таки, не могу не признать, что у Христа — отличное чувство юмора, которое не покидает Его никогда. Ну, чего, например, стоит его жёсткий стёб над фарисеями? "Разрушьте ваш храм, а я за три дня его опять построю." Что это, если не аналог "убейтесь апстену"? Я уверен, пафосные иудеи ("мы строили это здание сорок шесть лет, да-да, всё серьёзно, дайте нам орден, мы будем поступать в МГИМО") ушли с совершенно снесённой крышей.
To be continued...
Мне кажется, если бы он любил бы риторику больше Христа, то всё своё Евангелие написал бы в духе первых двадцати стихов. (Вот он отрывался, когда Апокалипсис писал, я себе представляю!)
Что всегда обращает моё внимание в первых двух главах? Прежде всего — это: "Елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти". Именно так — власть, возможность. И жертва-то Христа — за эту возможность, и умаление Его — за неё же.
А ещё — заметьте, как Иоанн пишет выспренне:"и [мы] видехом славу Его", — а дальнейшее банально, как, собственно, в любой встрече двух людей. Ну встретились. Ну, провели вместе денёк-другой. Что было такого, что шестеро взрослых мужиков бросили сети и семьи и стали странствовать вместе с ещё никому неизвестным Учителем? Ну, было свидетельство Предтечи, да. Но вспомните притчу о богатом и Лазаре — даже воскресший Моисей не в силах убедить неверных.
Было, определённо было и в голосе, и в облике Сына Человеческого нечто такое, что делало его "власть имеющим". Не проходит и двух глав, как Иоанн говорит нам на ухо, что Учитель, вообще-то, не смотрит на лица и не нуждается в рекомендательных письмах, поскольку сам знает о людях всё.
Ну и только ленивый не замечал, что Христос, снизойдя до нас, не выстраивает всех строем и не загоняет файерболами толпы евреев в Иордан. Одно из первых его дел — и первое, по свидетельству Иоанна, чудо — это участие в брачном пиру.
История — проста и стара как мир: начали праздновать — и не хватило. Так вот Христос делает едва ли не больше, чем потом, когда умывает ноги учеников. По сути, Он бежит за добавкой.
Нет, вы всё-таки подумайте.
Единый Бог и Господь приходит на грешную землю, втискивает себя в тесные-тесные рамки человеческого естества.
Взрослеет, и наконец выходит на проповедь.
А цель Его — ни много, ни мало — спасти человека от смерти.
Всё серьёзно. Предельно серьёзно. *Голливудский пафосный саундтрек*
Что же Он делает первым делом? Проставляется своим друзьям.
Всё-таки, не могу не признать, что у Христа — отличное чувство юмора, которое не покидает Его никогда. Ну, чего, например, стоит его жёсткий стёб над фарисеями? "Разрушьте ваш храм, а я за три дня его опять построю." Что это, если не аналог "убейтесь апстену"? Я уверен, пафосные иудеи ("мы строили это здание сорок шесть лет, да-да, всё серьёзно, дайте нам орден, мы будем поступать в МГИМО") ушли с совершенно снесённой крышей.
To be continued...